Как помнил Модьун, голос этого существа не походил на другие, что он слышал раньше. И конечно, ему с откровенной прямотой указали на смысл фразы: «Ты в ловушке!»
Он завершил изучение себя. «Пока все нормально Меня пока не трогают».
Тут Модьун вдруг понял, что ощущает и еще одно чувство — разочарование Встреча с членом комитета оказалась не такой, какой он себе ее представлял: открытым диалогом лицом к лицу Скорость совершенно не скрываемых действий, обстановка — темнота — уже, Модьун должен был признать, явно воздействовали на него. При таком противостоянии они начали не сначала, а на пике интенсивности.
Модьун сам провел небольшое исследование.
— К несчастью, я понимаю, — сказал он, — что ваши слова и манера поведения означают, что вы не собираетесь отказываться от завоевания Галактики.
Первым ответом Зувгайта было то, что он подошел поближе и вскоре остановился рядом с сидевшим на стуле человеком, глядя из темноты на него.
— Мы, кажется, не понимаем друг друга, — последовало затем второе его действие. — У нас нет завоевательных планов. Откуда вы это взяли?
Модьун сидел, откинувшись на спинку стула, с запозданием вспомнив, что то же самое ему сказал и Нунули-Повелитель корабля. Тогда он представлял себе последствия действий народа-прислужников Зувгайтов: захват по их приказам планет, уничтожение людей, безжалостное нападение на Гуньу.
Модьун вдруг понял, что говорит вслух и, подчеркнув эти неумолимые факты, закончил:
— У меня создалось впечатление, что подобные методы применялись и на десятках тысяч других планет.
— То, что мы делаем, — не завоевание, — возразил Зувгайт — Мы просто, но неумолимо останавливаем случайное эволюционное развитие неправильных жизненных форм Когда же на планете устанавливается правильное течение эволюции, мы позволяем в течение некоторого времени ей развиваться, под нашим контролем, но, в конечном счете, без дополнительного вмешательства. И — если не проявлять излишнего воображения — неужели это можно считать завоеванием?
Пораженный этими словами, Модьун открыл было рот, но тут же закрыл его. Вот ему и дали объяснение.
«О Боже, — подумал он, — всюду они нападают на самых приспособленных, кто пережил эволюционный процесс!»
Это была удивительная идея.
Даже когда человек изменял животных, такая идея не обсуждалась. И позднее, когда подстрекаемые Нунули люди изменили самих себя, они хотели лишь подчеркнуть черты, которые уже проявились в мутном потоке естественного отбора.
— По каким и чьим стандартам, — спросил он, — осуществляется выбор подходящих расовых черт?
— На каждой планете, — ответил Зувгайт, — мы выводим жизненную форму с самым большим естественным сроком жизни. Можете ли вы придумать лучший стандарт, чем долговечность?
Голос умолк. Модьун вежливо ждал, пока существо станет развивать свою мысль дальше. Когда прошло несколько секунд, Модьун по ровному дыханию собеседника понял, что дополнительного объяснения не последует.
— Послушайте — начал неопределенно человек, но замолк, потом несколько секунд посидел и затем спросил — Вы ведь долгоживущая раса… верно?
— Долгоживущая — неправильное определение Мы бессмертны. — В голосе звучала гордость. — Это одно из наших двух самых важных качеств.
Модьун молча предположил, что вторым важным качеством его собеседника является способность управлять сознанием других существ. Но он решил не привлекать к этому внимания.
— Короче говоря, — начал Модьун, — критерием для вас служит некое качество, которое ваша раса, очевидно, приобрела в результате естественного отбора без изменения. Я сказал «очевидно», потому что хочу снова вернуться к этому вопросу.
Член комитета остался спокойным.
— Мы были полностью объективны. Мы изучали всевозможные положительные черты сотен рас..
— И в конце концов решили, что ваша собственная — самая лучшая, — перебил его Модьун, — не спрашивая себя, как это случилось.
— Повторяю, вы можете придумать лучшее качество, чем долголетие?
«Неужели в его голосе уже чувствуется раздражение?» — спросил себя Модьун и ответил:
— Да, человеческая система восприятия. Да, человеческая миролюбивая философия Понимаете, — он замолчал на несколько секунд, — я вот размышляю над человеческими чертами, а вы думаете о своих собственных, Зувгайтовских. Мы оба, несомненно, субъективны, не правда ли?
— Я так понимаю, — последовал холодный ответ, — что поскольку вы здесь находитесь под нашим полным контролем, то дальнейший разговор будет просто напрасной тратой времени.
Итак, с этим покончено.
Модьун очень тихо сидел на стуле, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Насколько он мог попять, пока ничего не менялось. И в эти минуты, подводившие итог всему, как сообщала ему его система восприятия, ничего не происходило. Значит, что бы они ни делали, это было за пределами его чувствительности. Ни единое мысленное пространство, ни обычное не говорили ему о направляемом на него потоке энергии. Весь ближний космос двигался в пределах атомно-молекулярной логики, не потревоженный вмешательством разумов — это указывало, что проблема — внутри него, а не снаружи.
Когда он тревожно размышлял над этими возможностями, ему в голову вдруг пришло, что наступило время для осуществления его намерений. Правда, он не знал, с чего начать.
«Я пришел для беседы. И она уже завершена. Ни к чему не привела…»