Очевидно, двойнику Стивена было предложено достаточно денег для того, чтобы он улетел на Миттенд. Прибыв туда, он не принял обычных мер предосторожности (вероятно, потому что был не тем, за кого выдавал себя, почему и не достаточно серьезно воспринимал это путешествие). Всем известно, что он там наделал. Он сбежал и, вероятно, его убили.
Когда к трибуне вышел Бронсон, то серьезные обвинения сменились откровенной нелепицей. Бронсон отказался представить какие-либо документы. Как сказал он, система обратной связи частично основывается на добровольном сотрудничестве. В конце он добавил:
— Я понял, что мы столкнулись с затруднением, когда Стивен сообщил, что за два дня он вернулся на Землю с Миттенда на супер-звездолете, управляемом каким-то крокодилом.
По мнению Гленкейрна, именно после этой речи Стивен утратил последний шанс на какое-либо благоприятное решение дела.
Попытка защиты получить документы, подтверждающие свидетельства Бронсона, была отвергнута. А постоянные возражения обвинения против любых свидетельств защиты или вызова свидетелей поддерживались столь настойчиво, что в конце концов Гленкейрн криво усмехнулся:
— Мне бы хотелось поблагодарить полковника, представляющего обвинение, за его глубокое понимание атмосферы, преобладающей в этом суде. Которая не сулит Стивену Мастерсу-младшему ничего хорошего.
… Нельзя сказать, чтобы эти воспоминания последовательно проносились в сознании Стивена, когда он стоял навытяжку перед сержантом Обданом. Но они не исчезли, просто затаились в глубинах его памяти.
— На колени, — выкрикнул Обдан, — или я сейчас сам выйду к тебе и тогда уж точно…
Услышав эти слова, в Стивене Мастерсе наконец начали восстанавливаться подсознательные реакции, которые управляли его способностью логически мыслить в моменты чрезвычайного напряжения.
Его память кричала ему: «Не становись Матерью!»
А потом еще раз: «Не становись тем, кому ты когда-то приносил вред…»
Услышав внутри себя эти указания, он поверил в них.
«Кем же тогда?»
Мелькнула на секунду мысль, что должен быть кто-то, к кому он был добр.
Но Стивен не мог вспомнить ни одного такого человека, кроме, быть может… нет, это уж слишком. Кроме того… нет!..
В то же мгновение мысль пробилась в сознание, и он содрогнулся от того, что может ввергнуть кого-то другого в свое затруднительное положение.
— Нет, нет! — чуть ли не выкрикнул Стивен.
— Да, да! — передразнил его сержант, поднимаясь на ноги.
Но все дело было в том, что он уже разговаривал не со Стивеном.
Стивен пролежал немного с закрытыми глазами, испытывая новое и потрясающее чувство. Он ненавидел себя.
Потому что догадался, кто он сейчас.
И, конечно, в этот ранний час, в начале девятого, он считал само собой разумеющимся то, что Стефани тоже находится либо в своей постели, либо в чужой… с кем-то.
Перспектива оказаться в постели в облике Стефани не вызвала у Стивена особого воодушевления. «Да, парень, — сказал он сам себе, — вот тебе и представился шанс узнать, как ощущают секс женщины…»
В это мгновение Стивен почувствовал себя кем-то, вроде лесбиянки — ибо был мужчиной в роли женщины, которая занималась сексом с другим мужчиной.
На минуту забыв обо всем, он обдумывал эту мысль, исследовал свои чувства.
Напрягшись, он открыл глаза. Вздрогнув, он повернул голову и увидел…
Он (она) была одна в постели.
«Отлично, — подумал с облегчением Стивен, — возможно, в конце концов, она просто добропорядочная девушка, мечтающая выскочить замуж.»
Боковым зрением Стивен увидел роскошные светлые волосы, аккуратно разбросанные на второй подушке. Подозревая, что это теперь были его волосы, он внутренне содрогнулся от ужасной мысли, навеянной его мужским шовинизмом, что теперь он низведен до унизительного положения женщины.
Секунды медленно бежали. А потом — шокирующее понимание: «На самом деле все не так уж и плохо! Боже милостивый!»
Ведь у него остались тело и мозги. А небольшое различие в гениталиях и внутренней секреции, кажется, не влияет на его разум.
Столь быстро осознав себя в своем новом теле, Стивен выкинул из головы все мысли о происшедшей с ним трансформации.
После чего вспомнил, где был до этого… и в уме его возникла картина: бедняжка Стефани в его облике стоит перед сержантом Эмметтом Обданом.
Стивен тут же вскочил с кровати. Встал. Схватил телефонную трубку.
Боковым зрением он заметил женскую ночную рубашку, блеск обнаженных белоснежных ножек, изящную ручку, державшую телефонную трубку и прелестные крохотные пальчики женщины, набиравшие секретный номер его отца.
В этот раз Стивену оказалось немного труднее убедить Мастерса-старшего в случившимся с ним новом обмене телами — теперь он был не тем самоуверенным Стивеном, после всех тех унижений, которым подвергал его сержант Обдан. Но примерно через час после его звонка Мастерс — старший в сопровождении двух женщин-секретарш вошел в квартиру Стефани.
Обе секретарши отправились на кухню приготовить себе кофе. Стивен-старший и Стивен-младший остались в гостиной.
Отец Стивена с какой-то отрешенностью прислушивался к слегка хриплому голосу Стефани, в котором время от времени появлялись сопрановые обертоны, описывавшей первые пять дней пребывания Стивена в тюрьме.
Стивен искренне удивлялся тому, как грубо с ним обращались в тюрьме. Стивен правдиво признался, что имел только поверхностное представление о том, что такое вооруженные силы. Сопровождавшие его в двух экспедициях на Миттенд спутники были типично бравые офицеры, честные, решительные и верные своему долгу. Даже свой приговор с пожизненным заключением и строгим режимом он воспринял вначале, как ужасный поворот судьбы, который случается с людьми, когда их низводят до скотского состояния.